ФОТОАЛЬБОМ
Последнее время я все реже открываю свой фотоальбом. Фотоаппарат у меня всегда с собой, но большинство снимков не годятся для семейного альбома. Судите сами...
...Фотоаппарат был моим вторым «я». В Чернобыле я как командир роты не мог много времени уделять своему хобби, но тем не менее всегда находился человек, который мог нажать кнопку спуска. Мои родные первыми увидели отснятые в 1986 году кадры разрушенного реактора. Тода они так и не смогли поверить, что на фотографиях изображены «незначительные» повреждения, о которых сообщали все средства массовой информации. Та же катастрофа, мужество и страдания людей на снимках 1988 года. Недавно я открыл свой альбом. Одна страница — один день моей службы в зоне. Давайте вместе взглянем в год 1988-й.
Весна. Специальный батальон милиции по охране зоны Чернобыльской АЭС Управления охраны при УВД Киевской области, которым командовал майор милиции Николай Иванович Рыбалко, получил боевую задачу — отработать два эвакуированных села, расположенные вблизи Припяти. Отработать — значит выявить следы проникновения в опустевшие жилые строения и ликвидировать эти следы. Забить окна и двери.
Час подобной работы засчитывался за два. Уровень радиоактивного загрязнения в этих селах тогда был намного выше, чем в Чернобыле, где дислоцировалась моя рота. Некоторые скептики шутили: «Я служу не в специальном, а в штрафном батальоне». Служили в нем в основном добровольцы — люди, которые не смогли оставить свою родину в беде. Хотя не лишними были и двойные оклады, а в некоторых местах даже тройные, плюс суточные и льготная выслуга.
...Весна даже в зоне Чернобыльской АЭС прекрасна. Все кругом расцветало и зеленело намного быстрее, чем на Большой земле. Так мне казалось.
В шесть утра восемь добровольцев выстроились на плацу возле казармы-общежития. В нашем распоряжении один милицейский «УАЗ». Сразу возникло новое название нашего средства передвижения — «шпротовоз». Сегодня, глядя на себя в зеркало, не могу понять, как мы помещались в той машине...
Старые Шепеличи и Новошепеличи — села, которые практически срослись. Короткий инструктаж. Всем напоминаю, что основная наша задача — предотвратить доступ посторонних лиц в жилые строения, выявить людей, беспричинно находящихся в селах, найти следы заселения домов. Работать необходимо только в респираторах: фоновые значения высоки и очень много пыли.
Свою небольшую команду разделил на четыре группы. Все вооружены молотками, карманы и противогазные сумки загружены гвоздями.
Практически в каждом доме — явные следы проникновения, иногда — вандализма. В домах разбито всё, что можно разбить. Забиваем двери и окна — в надежде на то хоть месяц мародеры сюда не проникнут. Работаем не спеша: респиратор – не самое лучшее приспособление для дыхания. Очень хочется курить. Приходится напоминать ребятам, чтобы они не снимали респираторов, а сам, отвернувшись и зажав в кулаке сигарету, дымлю.
Любое неосторожное движение в доме — и всё вокруг заволакивает пыль двухлетней давности. Периодически стрелку моего дозиметрического прибора зашкаливает.
Эти села эвакуировали первыми. Припять совсем рядом, за колючей проволокой, а за Днепром — Беларусь.
Начиная работу, по рации получили команду трудиться в указанном квадрате не более четырех часов. Минут через тридцать поступила дополнительна команда — работать не более четырех часов без учет времени на обеденный перерыв. «Черный» юмор: в период приема пиши радиация в этом месте, видимо, «пропадает».
Первый день работы подходит к концу без происшествий. Правда, всех поразило одно обстоятельство. В одном из дворов обнаружили надпись, сделанную на стене дома: «Будьте людьми, не разрушайте то, что наживалось годами!»
В разграбленных домах оставалось огромное количество консервации, и было видно, что она не оставалась без внимания заходивших сюда людей. Во многих, если не во всех домах двуногие варвары оставляли после себя след. Не смогли утянуть мотоцикл, разбили бензобак, не хватило место для домашней утвари и она превратилась в осколки. Становилось больно, от того что есть такие особи.
Работали на совесть. Забивали окна, двери домов и подсобных помещений, проклиная старшину, который набил наши сумки гвоздями длиной сантиметров десять. Казалось, что в после нашего рейда дома и все, что в них находится уцелеет.
Наступило время обеда. Уходим на окраину села в рощу. Сержант с прибором радиационной разведки проверяет место которое я выбрал для принятия пищи. Поколдовав с приборам он предложил переместится метров на 100. Там фоновые значения были намного ниже. Ко всему прочему расположились мы под защитой холма. В тени, но зато ветер не поднимал тут кучи пыли. Консервы, хлеб в пакетах и минеральная вода весь наш обед. Несколько минут отдыха и все снова преступили к работе. До наступления сумерек хотелось сделать, как можно больше. Села оказались огромными.
Второй день работы. К нашему большому сожалению, несколько отработанных домов снова вскрыты. В погребах осталось большое количество консервации других продовольственных запасов. По следам, оставленным на пыльных полках, видно, что часть забрали. Консервы находились в подсобных помещениях, и скорее всего пригодны в пищу.
Несколько раз в поле нашего зрения попадали машины различных организаций и воинских частей дислоцированных в зоне. Проверка документов, и пропусков, осмотр машины, фиксация нарушителей и - снова за работу. С нарушителями будут разбираться другие службы в соответствии с рапортом, который будет еще написан.
Вдруг находившийся рядом сержант закричал: «командир, пожар!». В нескольких кварталах от нас в небо поднимался огромный столб дыма. Бежал к месту пожара, не оглядываясь, знал: ребята бегут следом, хотя и понимают, что в огне фоновые значения раз в десять выше.
Горела пристройка богатого добротного дома, рядом был каменный гараж, в котором находились газовые баллоны и канистры с бензином. Огонь постепенно перебросился на крышу дома. Первые секунды — замешательства и ощущение бессилия. Потом кто-то крикнул: «Ищем ведра!».
Все найденные емкости пошли в дело. Огонь на крыше дома удалось погасить, но продолжала гореть пристройка, вспыхнул гараж. Вода в двух колодцах, расположенных рядом, быстро закончилась (их не чистили почти два года), а “УАЗ” посланный за помощью, все не возвращался, как и не было караула военизированной пожарной части. Начали носить воду из колодцев, расположенных по соседству. О респираторах все забыли: они только мешали.
Пристройку мы затушили и с ее крыши заливали водой горевший гараж. В один из моментов борьбы с огнем старшина Андрей Михальчинков вылил на меня несколько ведер воды, сразу объяснив, что я стоял на крыше, которая начала гореть снизу...
Можно было уйти, отступить, ждать пожарных. Наверно, так думал каждый из нас, но никто первым не мог решиться на этот шаг. Неожиданно прозвучал взрыв, взвился столб огня. Видимо, взорвался газовый баллон или канистра. Потом было еще два взрыва — поменьше. Все рассмеялись, когда один из ребят после очередного взрыва бросил реплику: «Вот куркуль запасливый...».
Мы победили огонь, не дали сгореть селу, в которое никогда, очевидно, не вернутся люди. Прибыл караул ВПЧ, и старший, посмотрев на часы, доложил по рации, что пожар локализован. «Будешь писать рапорт, командир, не забудь упомянуть, что мы тут были», — сказал я. «Извини, капитан, нам дали неправильные координаты, поэтому мы так долго ехали, а про твоих бойцов я в рапорте не забуду», — ответил он.
На память мы сфотографировались на пожарище, и наш врач, старший лейтенант внутренней службы Анатолий Рыбак, который был с нами, сказал, что всех необходимо осмотреть. «Лучше, доктор, в зеркало посмотри», — посоветовали ему. Его лицо и одежда были покрыты пылью и копотью. Полевая форма и бушлат прогорели. Досталось и мне — получил небольшие ожоги рук и лица.
Ночью в своей мини-фотолаборатории, расположенной в подсобке, я печатал фотографии. Каждый, у кого завершался срок командировки, получал фотовиньетку с портретами командования батальона и отбывающих к прежнему месту службы милиционеров. Всем, кто боролся с огнем, вручили фотографии, сделанные в Старых Шепеличах.
На следующий день, ко мне в ротную канцелярию зашел инспектор пожарной охраны. Молодой парнишка, носивший на погонах всего одну маленькую звездочку. Сообщил, что проводит дознание по факту возникновения пожара в селе. Мы разговорились, и начал записывать все, что я ему рассказывал. Потом младший лейтенант сообщил, что вынужден задать несколько вопросов. Он предположил, что я или мои милиционеры курили, окурок мог стать причиной возгорания.
Данный вопрос меня привел в бешенство. Во первых пожар начался в той части села, где мы еще не работали, во вторых все были предельно осторожны. Он извинился и сообщил мне, что вопросы стандартные и он вынужден их задавать.
Чернобыль остался в памяти на всю жизнь. Иногда от тех, с кем я служил, получаю письма, другие звонят. Так я узнаю, что кто-то стал инвалидом-пенсионером, кто-то готовится выйти на заслуженный отдых, иных уже нет...
...Судьбы десятков моих сослуживцев стоят за снимками из фотоальбома.
Но в свой фотоальбом, я загляывю все реже и реже.
Александр Наумов
